Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский
– Три румба левее! – раздался через громкоговоритель голос Чучундры.
Мы перевели огонь, и увидели, как в небо над краем бруствера взмыли от наших взрывов комья земли, чьи-то лапы и куски панцирей. Самые нервные твари не выдержали и начали подрываться, в надежде поразить Ксюшу, но ее это не взволновало нисколько, она, наоборот, привстала на колено, и начала добивать кассету с гарпунами, быстро переводя огонь.
– Под броню! – приказал Чучундра.
Мы пригнулись, турбина взвыла, и «Мымра» медленно, натужно, как муха из сиропа, выбралась из ямы. На панели левого огневого пульта замерцала изумрудная искорка полной боеготовности пулеметной башни. Я спрыгнул с лесенки, вывел микшер автомата на сто процентов, давая пулемету выбирать цели по радарным меткам, а сам взял управление главным калибром, и принялся лупасить биотехов прямой наводкой.
Твари напирали, напоминая танки и кавалерию одновременно. Но автомат наведения пулемета сам сменил профиль, и начал поливать очередями, быстро проредив правый фланг напирающих чудищ.
Ксюша, быстро сообразив, что к чему, разогналась и одним невероятно длинным прыжком преодолела расстояние от бруствера до отъезжающей амфибии.
– Гони! – крикнул я Чернухе.
Она тут же вывела рукоять акселератора, и «Мымра» рванула вперед. Я развернул ствол главного калибра, чтобы не мешать пулемету расчищать ближний фланг, и устроил не слабую сумятицу в центре. Мне удалось вызвать не меньше трех подрывов, а твари уже сбились в плотную кучу, и начали убивать друг друга вторичными детонациями.
Ксюша проскользнула в люк, забралась в кресло и пристегнулась.
– Сможешь задом ехать? – спросила она Чернуху.
– Легко!
– А боевой разворот проведешь?
– Запросто, только разогнаться надо!
– Как сможешь, делай полный разворот и жми задом дальше по полосе.
Я понял, что она задумала, отдал ей главный калибр, а сам взял управление лобовым пулеметом. Пока он смотрел в обратную от противника сторону, но скоро все должно было поменяться.
Чернуха разогнала «Мымру», заблокировала левую четверку колес, заложила штурвал, и огромная амфибия, подобно гоночному автомобилю, ушла в занос, развернулась на сто восемьдесят градусов, кормой по ходу движения, и продолжила путь по полосе задним ходом.
У меня на прицеле отобразились метки, и я, загнав микшер на двадцать процентов, принялся прицельно уничтожать догоняющих нас тварей из рабочего лобового пулемета.
Когда твари чуть отстали и растянулись, по ним ударили обе бортовых башни, перебив их секунд за десять.
– Все цели уничтожены! – доложил Бодрый.
На ходовом мониторе отчетливо был виден дым, который источали разогретые промасленные стволы. Чернуха тем же экстремальным манером развернула «Мымру», мы продолжили путь, и, преодолев с десяток рвов и брустверов, оказались на финише.
– Полоса преодолена! – доложил Чучундра в эфир.
– Вижу, – ответил в динамиках голос Вершинского. – Молодцы. Хорошо справились. Жду на холме.
«Ни хрена себе! – с удивлением подумал я. – Это называется хорошо справились? И только?»
Впрочем, можно было предположить, что Вершинский за свою долгую и полную приключений жизнь видал выступления покруче нашего.
Чернуха по широкой дуге развернула «Мымру» и погнала прочь от моря в сторону холмов.
– Стой! – внезапно произнесла Ксюша, глядя на ходовой монитор.
Чернуха остановила «Мымру», и мы все бросили удивленные взгляды на Ксюшу.
– Все нормально, – отмахнулась она. – Откройте люк. Я не уверена, но кажется я увидела дикие пионы.
– Что? – не сразу сообразил Бодрый.
– Пионы. Цветы. – Ксюша отворила боковой люк и спрыгнула в высокую ароматную полынь.
Мы все выбрались следом за ней. Высоко в небе, зависнув, как гравилет перед посадкой, пел жаворонок. Ксюша вернулась по следам амфибии метров на двадцать и присела на корточки. Я направился следом за ней и действительно увидел алые цветы за валуном. И тут же остановился, заметив, что Ксюша смахнула слезу. Но она не отвернулась, как раньше бывало в подобных случаях. Я осмелел и присел рядом с ней.
– Мы это точно закончим. – произнесла она. – Мы должны.
– Что?
– Загнать тварей в такие глубины, откуда они побоятся нос высунуть.
Я не был уверен, что за одну человеческую жизнь это возможно, но спорить не стал.
– Идем. – Ксюша поднялась, и направилась обратно.
Я взял ее за руку, так было намного лучше.
Когда мы расселись по местам, Чернуха загнала «Мымру» на холм, и мы там подобрали Вершинского. К моему удивлению он не стал выгонять Чучундру из командирского кресала, а сам уселся на раскладной стульчик.
– Прошлым летом Чайка и Долговязый вытащили меня из воды, – после недолгой паузы произнес он. – Они оба очень гордились, что убили парочку земноводных тварей. И думали, что удивили этим меня.
Честно говоря, мне стало стыдно.
– Сегодня вы меня тоже не удивили, – добавил он. – Но сегодня вам есть чем гордиться. Всем. И мне тоже.
Отвечать не хотелось. Я эмоционально вымотался до предела, да и остальные, конечно, тоже. Мы вернулись на дорогу, обогнули озеро, и покатили по дороге в сторону базы. На КПП Вершински попросил его выпустить. Когда он уходил, я заметил на мониторе, как дежурный по КПП пялится на нашу машину, грязную, опаленную ракетными пусками, заляпанную внутренностями и кусками панцирей биотехов. Уж не знаю, что творилось у него в голове, но когда открылся шлагбаум и мы покатили дальше, он отдал нам салют приложив руку к берету.
Мы подогнали «Мымру» к ангару, выбрались наружу и, без затей, разлеглись на прогретых за день композитных плитах. Делать не хотелось ничего, и лишь чувство голода напоминало, что двигаться все же придется.
Вечерело. Я первым поднялся и осмотрел левый лобовой пулемет. Оказалось, что взрывом в броневой колодец просто накидало комьев земли. Я их вычистил, проверил боеготовность на пульте, и довольный вернулся к остальным.
Наконец склянки ударили к ужину.
– На броню! – приказал Чучундра.
Мы вскарабкались по лесенке на крышу, Ксюша выдвинула башню главного калибра, а Чернуха малым ходом подкатила к камбузу, куда прибывал личный состав со всей базы. И, конечно, все глазели на нас. Мы спустились с брони, грязные, как черти, немного обалдев от избытка внимания. Несколько салаг приблизились, оглядывая останки биотехов, прилипшие местами к броне.
Кусок шипастой лапы отвалился от брони, и шлепнулся в пыль возле ног одного из салаг. Тот попятился.
– Это вы их? – спросил он.
– Да, там, у моря, – ответил я, и, вопреки уставу засунул руки в карманы.
– Рейд?
– Да какой там рейд. – Бодрый небрежно отмахнулся. – Так, поохотились. Рейд нам еще предстоит.
Глава 18. «ЗДЕСЬ ВОДЯТСЯ ЛЬВЫ»
Небо было затянуто тонкой пеленой светло-серых туч. Солнце пробивалось через них без труда, висело впереди, напоминая раскаленную до бела монету в кузнечном дыму. Чернуха вела «Мымру» по стеклоновому шоссе прямиком на юг, а я высунулся из правого люка и щурясь, чтобы слезы не летели из глаз, ловил ртом набегающий поток воздуха. Так странно я себя еще не чувствовал никогда. Я даже и помыслить не мог, что смогу ощущать такое безбрежное, ничем не ограниченное состояние свободы и счастья. До звона, до физически ощутимых вибрация во всем теле, словно вдоль моего позвоночника были натянуты поющие струны из серебра.
Слезы у меня выступили не только от ветра. Я потому и вылез по грудь из люка, чтобы ребята надо мной не ржали. Я не мог сдержаться. Это были слезы счастья, немыслимого, невозможного, которое не могло бы случиться в моей прежней жизни, если бы в ней не появился Вершинский со своей расческой. И я готов был ему простить все, что от него натерпелся, всю его несдержанность, далеко за границами хамства, я готов был ему простить, что он Ксюшу сделал такой, какой она стала. Я готов был ему что угодно простить, за этот миг острого, пронизывающего наслаждения жизнью, какого я без него никогда бы не испытал. Этот миг стоил многого, без преувеличения и без прикрас.
Впереди возвышались горы. Те самые, которые я разглядел туманной дымкой вдали, когда сбросили «трудовой десант» под Симферополем. А теперь, вот они, массивные глыбы, словно выбитые из-под земли кулаком
